Умер Вадим Жук (30.1.1947–20.3.2025)

[Andrey Feldshteyn]

Сегодня в Суздале умер Вадик Жук. Светлая память!



Последнее стихотворение Вадима:

На узком мостике, за шаткие перила
Держась, кричишь, и ничего в ответ,
Была, была и вот отговорила.
И даже эха нет.
Карасик-рыбка, круглый жадный ротик,
Голодная до синевы волна.
Плывет, плывет по речке малый плотик
О два бревна.
Два мальчика плывут белоголовых
Вдоль зябких молчаливых берегов.
Молчат под ивами большие рыболовы.
Не слышно слов.
Не слышно мне ни тишины, ни плеска,
Невидим голос твой, невидим звук.
И солнца дышит неподвижный круг
За облачной неплотной занавеской.
20. 3. 2025

https://www.thevoicemag.ru/
Сергей Черный:
"Скоропостижно скончался на кинофестивале актер, сценарист и поэт Вадим Жук.
Вадим Жук должен был вести церемонию открытия фестиваля анимации «Суздальфест», однако его заменили. Артист умер. Ему было 78 лет."

Виктор Шендерович:
"Я боялся за него.
Представить себе Вадика, с его небогатырским здоровьем,
в российском СИЗО - было уже отчаянием свыше всяких
сил, а перспектива казалась все реальнее.
Но стихи были воздухом его жизни - они и держали его в ней,
они и спасали в самые черные времена - а врать и закупоривать
душу он не умел биологически. Вот и писал то, что писал,
каждый день.
Его уже начали выбрасывать из программок и перестали
приглашать на выступления - и было понятно, что это только
начало...
"Вадик, дорогой, - написал я ему полгода назад, - Россия уже
проскочила "год великого перелома" и несётся в тридцатые
во весь опор. Будь, пожалуйста, не то чтобы осторожен, но -
внимателен..."
Он ответил:
"Не буду".
Уезжать из России не хотел - не позволяла гордость.
Подлецы, анонимным звонком запретившие ему вести фестиваль
в Суздале (который он блистательно вел много лет) - подлецы,
по нынешним временам, вполне ординарные. Неординарным было
сердце Вадима Семёновича Жука, не стерпевшее оскорбления.
Его волшебная душа жила меж нами - теперь она останется
только в стихах...
Вадик, дорогой. Как же тебя будет не хватать.
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН ИНОСТРАННЫМ
АГЕНТОМ ШЕНДЕРОВИЧЕМ ВИКТОРОМ АНАТОЛЬЕВИЧЕМ."



Евгения Двоскина:
"Так и не вышла (пока) книжка Жука ”О котах и ангелах”.
Собиралась после завтрака идти оправдываться. Ужас
какой-то непроходящий."
https://www.facebook.com/profile.php?id=100001998902797



A.F.: если картинок не видно, пожалуйста, используйте опцию "Open in external browser "

[Василий Александров]

Светлая память.

[Алексей Михайлусев]

Большая утрата для ленинградцев-питерцев...Светлая память....

[Andrey Feldshteyn]

Андрей Бильжо:
Когда я уехал из моей страны он звонил мне довольно часто. Всегда сразу по видео, и всегда лежа.
То есть он лежал, и мы подолгу с ним разговаривали.
Я немножко злился что он звонил сразу по видео. Как-то сказал ему, что я могу быть в каком-то не очень опрятном виде. Он засмеялся, потому что в этот момент он лежал в постели, небритый, и какой-то абсолютно интимный.
Его знания меня поражали. Он помнил целые абзацы, знал кучу цитат, бесконечное количество стихотворений, и щедро делился своими знаниями. Но ни разу не то, что не упрекнул в незнании, он как бы подыгрывал тебе... мол, “Ты, конечно, это знаешь”, понимая, что я этого не знаю. Он не хвастался своими знаниями, а щедро их раздавал.
Я был свидетелем зарождения его последней любви. Мы жили в одной каюте, он приходил после свидания, я не спал, но притворялся спящим. Он молился перед сном, бормотал себе под нос. Толи стихи посвящал, толи общался с ней, Маринкой.
Я как-то нащупал несколько его слабых мест, и мне нравилось, что, когда я его подьебывал, он как-то реагировал на них, ни эти подьебки, особенным образом: как ребенок немного обижался, но ему было приятно когда я об этом говорил. И я это понял. В частности, я всем рассказывал что он играл Пушкина в фильме “Звезда пленительного счастья”, а он стеснялся этой роли. Стеснялся, но немножко гордился. И мне это его настроение очень нравилось. Это было смешанное настроение. Но детское.. А да, Вадик, ай да .
Я говорил это в какой-нибудь компании: “Вы представляете? Вы конечно не знаете, но он играл Пушкина”. Все говорили: “Да??” И дальше Вадик гордо рассказывал про эту маленькую роль.
Своего сына Ваню он вообще не воспитывал, кажется, никак. Дал ему полную свободу, любил его и гордился им бесконечно. Он вообще был любвиобильным и очень чувственным человеком.
У него было несколько, как у каждого из нас, тараканчиков, но оон, в отличии от нас, выдрессировал их, и все эти тараканчики работали на него и приносили ему пользу. А не вред, как многим из нас. И это было чудесно. Мне, как бывшему психиатру, которых не бывает бывших, было всегда очень интересно. Когда мы с ним говорили один на один, я возвращался к этой теме и спрашивал, как это так получилось? Как ты с ними...? Сумел!
В Петербурге или Ленинграде, когда я с ним как-то там гулял, его знали почти все. Ну, практически все. И это было поразительно. С ним здоровались, открывали двери, и даже кричали из окна. Это было летом, когда окно было закрыто, и мы проходили мимо театрального училища.
Он умел дружить и умел любить как-то очень искренне.
Все, что я сказал, в общем, как-то тупо. Потому что все было ярче и богаче.
https://www.facebook.com/photo/?fbid=94 ... 4835883694

[Andrey Feldshteyn]

Алла Боссарт:

У Вадика было очень хорошее (театроведческое) образование, в том числе сАмо. Огромный эстрадный опыт. Собственный «капустный» театр «Четвертая стена», обожаемый в Ленинграде. Актер, режиссер, сценарист, ведущий и, как в последствии выяснилось, очень большой поэт. Почему впоследствии – я скажу.
- А сам-то ты кем себя считаешь? Ну, в смысле…
- В смысле, что написать на памятнике? Шутник.
Да, Жук был выдающимся шутником. И в этом качестве любимцем Ленинграда, где его знали все, а потом и Москвы и других городов, куда выезжал с редкими гастролями или фестивалями.
Фестивали. Особый и дорогой подарок, врученный ему щедрой судьбой…
Вообще-то Вадик везунчик. Сам говорил: меня любили лучшая из блондинок и лучшая из брюнеток.
Лучшей из блондинок была Оля, Олечка Саваренская, театральный художник, красавица, умная, как черт, фейерверк, женщина-фестиваль. Мама Ивана. На визитке Вадика, кстати, было написано: «Вадим Жук. Отец Ивана». Обожаемая жена. Обожаемый сын. Обожаемый Питер (никогда, только Петербург). Обожаемый театр. Обожаемые друзья. Жизнь удалась.
Сломалась… нет, взорвалась эта ровная тропа ровно в середине, когда Оля заболела. И в расцвете своей красоты, творчества, таланта, успеха и любви – ушла.
Думали, Вадик не оправится, таким черным было горе.
Забрали его к себе, в Москву.
Какое-то время жили вместе, в нашей двушке, Ванька был уже полувзрослым, остался в Петербурге за старшего.
Ну и как-то совместно раны немножко зализали.
А потом (тоже на фестивале) Вадик встретил лучшую из брюнеток. Тоже художницу, кукольницу – Марину Курчевскую. С ее подачи в жизнь Вадима Жука пришла анимация и ее люди, лучшие в мире.
Судьба не оставляла своего фаворита.
На Жука обрушился вал любви, обожания анимационного мира. Лет 25 назад он стал бессменным ведущим церемоний международных анимационных фестивалей. Это был отдельный аттракцион. Отдельная песня. Совершенно отдельная форма его ветвистого дара, и больше скажу – существования. Он не мог жить без этого царения на сцене. Не актерство, нет. Другое… Ну вот как бы одухотворенный электрогенератор, который не выдержит собственного напряжения, если не будет делиться своей энергией юмора, смеха, троллинга, розыгрышей, экспромтов, сарказма, издевок и просто словесной пурги.
Мы дружили с Вадиком с его 50-ти. За тридцать лет Вадим Жук, Шутник, не засбоил ни разу. (Черт, как ужасно, что я пишу это сейчас, как нужны нам слова при жизни…) Все тридцать лет, что под овации он выходил на сцену в своей бабочке, он не обманул ожиданий. Уровень, свежесть и напор его юмора поражали.
В этом году его отстранили от ведения любимого Суздальского фестиваля анимации. В пятницу (когда я получила иноагента) Вадик написал мне: «Искренне сочувствую твоему новому статусу. Мне пока просто все запрещают – имя на афишах, выступления. Вот и ведение в Суздале запретили. В Роскомнадзоре лежит серьезный донос от Ветеранов России. С просьбой разобраться со мной. Вот и разбираются.» В среду, сидя в суздальском зале, он сказал нашей подруге: как больно… В четверг он умер. Вот и разобрались.
Вообще-то я считаю, что поэты не умирают своей смертью.
Поэтов убивают всегда.
Вадим Жук, по преимуществу, был поэтом. Как уже сказано – очень большим. Полжизни он писал веселые шутейные стишки. А потом в нем щелкнуло какое-то реле – и наряду с искрометным весельем – вдруг поперло могучее поэтическое вещество… Как кровь из перерезанной вены. Хлынули стихи – да такого качества, что иной раз на ногах не устоять. Словно сорок лет копилось – и вот. Я не буду ничего приводить здесь. Иначе не смогу остановиться. Сегодня весь фейсбук полон его поэзией. И книжки есть.
Одно скажу.
Опять убит Поэт.
Поэт грандиозного масштаба и несякнущей поэтической энергии.
Этот поэт жил весело, как певчий дрозд, как скворец, заедал ореховым пирогом. Любил как поэт, дружил как поэт, враждовал как поэт и поступки (мало кто знает это лучше меня), всякие поступки – совершал как поэт. Именно по пушкинскому слову: «не как вы – иначе».
Однажды мы долго-долго сомневались, ехать ли в Питер, у моей дочки обострение, а потом все-таки поехали. Какое счастье! – воскликнул Вадик, и это было правдой. И там мы ее лечили, а Ваня сидел у ее постели, играл на гитаре и пел.
И мы так любили друг друга…
Теперь так и оставаться мне с этой болью – что мы с Вадиком не простили друг друга. Что ссора наша десятилетняя не получила отпущения.
Прощаю тебя, дружок, хоть твоя Марина и не любит этого слова.
Ну и ты меня прости.
Хорошего было в миллион раз больше.
Ваня, Марина - все слова.

https://www.facebook.com/alla.bossart

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЁН РАСПРОСТРАНЁН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БОССАРТ АЛЛОЙ БОРИСОВНОЙ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА БОССАРТ АЛЛЫ БОРИСОВНЫ 18+,

[Andrey Feldshteyn]

Марк Галесник:

"Вадик… Вадинька… Вадимсеменыч… Не выходит про тебя писать
в прошедшем времени. Ты всегда – в настоящем и настоящий.
В парадном ли интерьере СТД со своими непарадными капустниками,
на церемонии «Золотого Остапа» за спиной великого Фазиля, из
рук которого в середине веселых 90-х я получил позолоченную
статуэтку, с насмешливой деньрожденной эпиграммой в Фейсбуке.
И каждый день – с неизмеримой глубины и боли стихотворением,
которые тебе – тебе! дал Бог сложить в эти дни, когда не разомкнуть
уста и не связать двух рифм. И вдруг какие-то странные слова –
ушел… проводили… Вот же твои книжки, твоя улыбка, твоя рука.
И опять ощущение, что толком не пообщались... При чем тут ушел?.."

https://www.facebook.com/photo/?fbid=10 ... 6468435556

[Andrey Feldshteyn]

Игорь Иртеньев:

"Последние три дня мы говорим о Вадиме Жуке. 15 лет со дня нашей ссоры и до его ухода мы не общались, о чем я сейчас горько сожалею. Этот текст под рубрикой "мой главный поэт" был опубликован в журнале Арион почти день в день в марте 2023 года.
Бегущая строка замедляет движение,
Ты не на старте, а на финише замер,
И уже предлагает себя припадочное предложение
с пустыми белёсыми северными глазами.
Остановись. Оставь эту прыть начисто
Переписывающему в тетрадь романсы гостинодворцу.
Сохрани, для себя сохрани это качество —
Необязательность стихотворства.
Трудно отделаться от ощущения, что приведенное восьмистишье принадлежит закаленному в боях со словом ветерану поэтического труда. Между тем это вовсе не так. Его автор Вадим Жук — молодой поэт. Это заношенное сочетание, будучи очищенным от пыли и хорошо проветренным, относится к нему в полной мере. В советские времена с подобным клеймом, неистребимым, как сделанная по дурости, во время срочной службы, наколка, можно было — основываюсь на личном опыте — ходить до седых волос. Выводила его, и то не до конца, только первая вышедшая книга. Однако если вдуматься, ничего обидного в этом определении нет. В нашем счастливом случае оно лишь свидетельствует о нерастраченной творческой силе и чрезвычайно плодотворной энергии невыговоренности. Подозреваю, что еще и об амбициях, хотя и не артикулируемых в самих стихах, но достаточно отчетливо проявляющихся за их пределами.
Блестяще рифмующий, редкостно остроумный Жук ступил на скользкий стихотворный путь чрезвычайно рано. Мюзикл “Птицы”, написанный нахальным второкурсником ЛГИТМиКа, своими щелочными зонгами безжалостно разъедал казенные рамки дозволенной тогда сатиры. Юный Вадик стал гордостью и надеждой театрального Питера. Пылкими поклонниками его капустников были Андрей Петров, Кирилл Лавров и будущая мега-звезда Михаил Барышников. Последнего наш герой по сию пору, не обинуясь, заглазно именует Барышом. Это амикошонство всегда меня раздражало, пока однажды я случайно не услышал по громкой связи их разговор. Барышников приехал с гастролями в Иерусалим, где в то же время оказался Жук, и друзья юности договаривались о встрече.
В веселые перестроечные годы знаменитый политический театр “Четвертая стена”, где он был одновременно автором, актером, режиссером да еще и заботливой нянькой своих капризных товарищей, гремел буквально на весь, доживающий последние дни, Союз. В общем, все шло вполне предсказуемо, и любимец либеральной общественности мог бы всю жизнь “просвистать скворцом” и, более того, “заесть ореховым пирогом”, но, слава богам, этого не произошло. В возрасте пятидесяти с небольшим лет на свет появился поэт Вадим Жук.
Когда-то я сформулировал для себя теорию не теорию, некий, скажем, постулат, согласно которому в любого поэта изначально закачано под давлением сверху, или, если угодно, свыше, определенное количество поэтического вещества. В кого-то цистерна, в кого-то ведро, а в кого-то дай бог граненый стакан. Но каждому на роду написано, сколько стОящих стихотворений сможет он произвести на свет за свою жизнь. Именно стОящих, проходняк не в счет. Репродуктивный творческий период художника, если это не гений, заканчивается, как правило, значительно раньше, чем он достигает своего биологического финиша. Другое дело, что далеко не каждый это осознает и может вовремя остановиться, до последнего вздоха занимаясь производством симулякров. Конкретных имен называть не буду — в доме со стеклянными стенами разбрасывать камни не стоит в любое время. Свой запас поэтического вещества Жук сохранил практически не растраченным вплоть до начала 2000-х.
Это при том, что, как уже было сказано, склонность к версификации он обнаружил едва ли не в нежном возрасте и к моменту первой серьезной публикации из-под каретки его пишущей машинки вышли сотни, а как бы не тысячи, отлично сработанных, абсолютно профессиональных с любой точки зрения рифмованных изделий. Уже много позже, обращаясь к кормилице, он напишет:
Машинка моя, машенька, мало тебя айлавью,
мало ласкаю тебя — ни стишков тебе, ни поэм.
А кому, коль придется, повем печаль свою?
Тебе и повем.
А до этого из бедной машеньки буквально дым валил — стихотворные фельетоны, песенные тексты, сценарии новогодних елок и, конечно, фирменное блюдо — знаменитые его капустники. А сколько было блистательных посвящений друзьям, сочиненных буквально на ходу, записанных на коленке, прочтенных со сцены или за столом и тут же немедленно забытых раз и навсегда. Все это сверкало, искрилось, переливалось и не давало ни малейших оснований заподозрить, что в небольшой по размерам, но весьма ладно устроенной голове автора не прекращалась невидимая до поры миру работа. И к той первой подборке (“Знамя” № 12/2002) он подошел полностью состоявшимся, очень серьезным поэтом. Восемь полос, предоставленных журналом неизвестному автору, наглядное тому подтверждение. Практически вся его сознательная жизнь прошла в окружении стихов, которые он помнит наизусть в чудовищном количестве. Причем самого разного свойства — от великолепной классики в диапазоне Марциал — Бродский до трескучей советской белиберды, непостижимым образом застрявшей в этих удивительных мозгах. Феноменальная память вовсе не достоинство Жука, скорее медицинский диагноз. Надо сказать, что собственные стихи, за малым исключением, он не помнит.
В профессиональную поэтическую среду Жук пришел как бы на новенького. Если дверь в кабинет Мельпомены он открывал практически ногой, то редакционные двери отнюдь не торопились гостеприимно распахнуться ему навстречу. Как в том одесском анекдоте про портного: “Это у себя там вы фигура, а здесь говно. Кепочку шить будете?” Самолюбивый и гордый до заносчивости, знающий себе настоящую цену, он и по сию пору нет-нет да и признается с горечью:
Это присказка все, а не сказка,
беготня, сочиненье стихов.
Эта жизнь пожилого подпаска
средь солидных друзей-пастухов.
На самом же деле — заявляю это с полной ответственностью — ни по размеру дарования, ни по глубине осмысления жизненной драмы, ни по тонкому и точному натяжению душевных струн он абсолютно ни в чем не уступает знатным чабанам современной русской поэзии, представляющим ее на высоких международных посиделках и вальяжно толкующим о ее судьбах в передачах канала “Культура”. Его поэтический арсенал необычайно богат и разнообразен. Тут и высокая архаика, и дворовая дразнилка, запомненная с детства, и едва успевший войти в оборот термин, выхваченный из информационного потока. Интересно, что при всей своей литературной оснащенности он довольно редко прибегает к ставшей со временем общим местом и уже порядком навязшей в зубах интертекстуальности. Но уж если и делает это, то с присущим ему практически во всем фирменным блеском:
Там, нищим голубям отламывая
Батона желтого куски,
Среди кустов гуляют с мамами
Воспитанные толстяки.
Процитированные здесь отрывки из-за ограниченного объема текста не могут, к сожалению, дать полного представления об удивительном явлении поэтической природы по имени Вадим Жук. Самое обидное и несправедливое, что известность Жука почти обратно пропорциональна его подлинному месту в сегодняшней поэзии. Пасясь на иных, театрально-эстрадных, лугах, он, увы, не нагулял положенного веса на литературных. Время есть. Еще есть.
Легкий, быстрый, весь какой-то шампанский на сцене, язвительно остроумный ведущий всевозможных творческих вечеров, наедине с листом он глубок, задумчив и, с годами, все более печален. Да и собеседников выбирает себе все более серьезных:
И не считаешь Ты нас, поди,
Отправляя к огню или райским прохладам.
Я только свечка твоя, Господи,
Вылитая ровно на длину обряда."

https://www.facebook.com/irteniev