Anna Nemzer:
Ночью сегодня, отупев от слез, я ему говорю: ты видишь, что из-за тебя делается? В десятках разных стран сотни людей, пересравшихся между собой по сотням разных поводов, уставших, разъебанных эмиграцией, войнами, сейчас объединены горем и благодарностью – как никогда ни из-за кого не было. Лев, ты же скрепа!
Лева в моей голове не замедлил: судя по размерам – скрепочка.
Вчера Илюша устроил зум про Леву, и было ощущение, что чуть легче становится, когда вспоминаешь смешное. Вспоминать не сложно, сложно "пересказывать" "случаи" "из жизни". Но я попробую поболтать, вдруг кому-то станет полегче.
Хохот. Сколько же в нашей этой общей жизни было хохота. Мы – компания машкиных друзей, мы бесконечно после школы торчали у Машки или у меня – Андрюша Бабицкий говорил: у вас райские родители, потому что ни разу ни Машке, ни мне даже в голову не пришло, скажем, позвонить из школы и спросить, можно ли привести в гости человек 5-7-10. Мы просто заваливались, нас просто бесконечно безропотно кормили (вчера вспоминала, как Лева перепутал близнецов Бабицких и одного из них накормил дважды. Но недокормленного нельзя было оставить голодать, и Лева покорно пошел снова на кухню, бормоча под нос: да, скифы мы, да азиаты мы, с раскосыми и жадными очами). И мы смеялись, господи, как же мы ржали. Все эти детство-отрочество-юность, иногда очень счастливые, а иногда и ужасно несчастные, прошли в бесконечном задыхании от смеха у Иры и Левы дома.
Вспомнили вчера: у них тогда была кошка Лиза, и вот она приболела. Ира: Лев, Лиза сходила в туалет? Лева: Сходила. Ира: Ну что сходила, сходила... Она покакала? Лева: Покакала. Ира: ты можешь нормально ответить?! Она как покакала? Она хорошо покакала? Лева (взрываясь): Ира! Это было нечто небесное! Я стоял и плакал!
Надо слышать, надо слышать их обоих. Так непонятно, почему это так гомерически смешно.
Музыка. Диссертацию бы надо про его музыкальность. Юля об этом хорошо написала. Болеро или "Они стояли на корабле у борта" с Сашей Барулиным. "Утро гуманное... утро с едою..." или "Рито-рита", левино "ПАМ-пам-пам-пам, парараРАМ-пам-пам-пам" или – господи, начала писать "Враги сожгли родную хату", тут же вспомнила: у меня гости, приходит Лева, открываю дверь, он мокрый и грязный с головы до ног, машина забрызгала ноябрьской слякотью; я: господи! – Лева, в ту же секунду: не осуждай меня, Прасковья, что я пришел к тебе такой.
Я эти военные песни же знаю наизусть с любого места из-за него и бабушек и дедушек, и разговор про "старые песни о главном" и что мы поем и как, шел бесконечно. У Левы был ответ на это железный: "я пою только военные песни, а война – самый не-советский период советского времени, самый парадоксально свободный. Это песни юности моих родителей, они внеположны советскому". Любовь и слух его стопроцентный определяли возможность их петь. Я сначала обожала их, потом ненавидела (это война-то – не-советский период? и еще позже: как мне петь "Есть город, который я вижу во сне" после бомбежек Одессы?!), а сейчас думаю, что, наверное, если сотни людей по всему миру сейчас переслушивают его записи и захлебываются от слез, то все, он был прав. Он их забрал у всей этой сталинской-путинской шоблы.
Но вот этот слух музыкальный, абсолютный... мне-то казалось, что и тексты тоже – музыкальные произведения, потому что из всех искусств для меня важнейшим... – но Лева, для которого в начале было Слово, никогда со мной не согласился. Но как он читает "Неужели больше никогда" – и отбивает ритм по столу. И этот же слух, как Варька вчера точно сказала, был во всем.
Чуткость и деликатность. Последние два пункта. С какими разными нами он дружил и как он всех принимал. Как он нас всех любил. (И как мы его – но при этом ведь совершенно этим обожанием не питался, абсолютно самодостаточен). Ника написал, как Лева его обнял, прочитав номер Афиши с его текстом. Мы с Варькой вчера в один голос: мы же ни разу – при всем этом бесконечном хохоте по всем поводам, – никогда не слышали от него никакой вот этой вот противной шуточки по поводу гендера, кто тут у нас мальчик, кто девочка, кто редакторка, можно ли коверкать язык, – все то, что для многих других повод либо что-то такое скабрезное ляпнуть, либо скорбеть "я уже этого не понимаю". Просто природный слух. Варька почистила селедку. Неужели больше никогда. пам-пам.
https://www.facebook.com/anna.nemzer
