Я назвал работу Семпе юмористическим рисунком (карикатурой), не дав своего толкования. Просто я забыл добавить, что присоединяюсь к толкованию Андрея, а сейчас и Василия. У Димы все-таки натяжка - секатор прекрасной садовницы явно еще не подкорректировал своевольное буйство природы и говорить о заключительном аккорде рано.
Немного о терминологии.
В свое время в журнале "Студенческий мередиан" то, что было не карикатурой или иллюстрацией, там называли графикой (графика такого-то).
Мне нравится такой термин для современного юм. рисунка a la Стейнберг как графический юмор. Он точно выражает природу юмора без слов. Но у всего этого ряда (юм. рисунок, сат. рисунок и граф.юмор) главный недостаток составность и длина (некомпактность).
Термин гэг довольно расплывчат и заметно отличается от кинематографических трюков (в кино гэг порождается ситуацией). Чаще всего в карикатуре под гэгом понимается реализация словесной метафоры (раковина улитки как одежда, которую можно скинуть, как жилище, в бытовом, человеческом понимании, как различного типа шлемы итд, итп), а также некое абсурдное переворачивание (быстрое как медленное, медленное как стремительное, единичное как множественное итд до бесконечности). Реализация этих двух основных гэговых приемов уже давно стали самоцелью с опорой на механистические процедуры: перебор вариантов. То есть трюк не вырастает из содержания, а к найденному путем перебора присобачивается то или иное актуальное содержание. Трюк возникает не из понимания вещей, а искусственным путем с имитацией прозрения.
Сюжетный поворот в раннем рисунке Семпе (со спасательным кругом), который я давеча пересказал, весьма кинематографичен; он в большей степени гэг, чем эти упомянутые переворачивания. Но при этом ход такой естественный, такой непринужденный, что и гэгом его не хочется называть. Это как-бы не нечто придуманное, а сама жизнь в ее изначальной и базовой трагикомичности.
Со словом вообще какое-то катастрофическое непонимание. Действительно в какой-то период истории карикатуры (конец XIX - начало XX вв) в ходу были журнальные рисунки типа бытовых зарисовок, практически лишенных признаков карикатурности и сопровождаемых комическим диалогом персонажей. Они действительно выглядели как иллюстрированный анекдот, вернее как анекдот, разыгранный в графической жанровой сценке, где весь комизм заключался в репликах. Формально - это тоже карикатура, ибо никакого анекдота изначально не было, который следовало иллюстрировать, типа встретились еврей, американец и русский... Но, повторяю, выглядело это именно так, как иллюстрированный анекдот (хотя м.б. авторы к этому эффекту и стремились, чтобы их творение выглядело именно как анекдот, причем не придуманный, а как бы подсмотренный в жизни наблюдательным художником, или выглядело, в подражание литературе, как некий физиологический очерк царящих в обществе нравов).
Однако в современном юмористическом рисунке слово глубоко интегрировано в ткань рисунка и представляет собой нерасторжимую от целого составляющую его часть. Например у Семпе. Или у того же Яна Вычитала (ударение на первый слог). viewtopic.php?t=3017
Например, его первый рисунок вполне можно представить стрипом "без слов", но именно слово позволяет ему стать компактной историей в одной картинке. Кроме того слово имеет свою эстетическую функцию, свой особый юмор. Язык Вычитала колоритен и изощрен, это некая смесь бытовой (расхожей) речи (бежна млувнице) и жаргона (hantyrka) - иное его слово не в каждом словаре найдешь, а то и вовсе ни в каком. Я уже не говорю о том, что и графически реплики интегрированы в тело рисунка. Своеобразный почерк письма в системе еще более своеобразного художественного графического языка играет так сказать свою интонационную роль, словно графическая интерпретация тона и тембра голоса.
Жаль что у нас карикатуристы (за исключением Василия Дубова) не умеют и не любят работать со словом.